Вий: история, рассказанная заново
Прохождение игры
-
Страница 1 из 4
Прохождение и сейвы для лицензионной версии игры
Описание интерфейса приводится по мануалу, прилагаемому к игре.
Управление: осуществляется нажатием левой клавиши мыши (ЛКМ) по видоизменяемому курсору:
неактивный курсор (04) – нажатие на курсор такого вида не произведет никаких действий;
активный курсор – нажатие ЛКМ на данный вид курсора вызовет комментарий персонажа о предмете, на который направлен курсор. Нажатие ПКМ – активные действия с предметом (взять, применить и т.д.);
курсор диалога – при появлении курсора данного вида, главный герой игры может вести диалог с другими персонажами;
курсор перемещения – позволяет перемещаться в направлении, указанном курсором;
курсор действия – свидетельствует о том, что в данный момент производятся активные действия. Прервать их можно нажатием на клавишу пробела.
Появляется при запуске новой игры. Имеет стандартные опции.
В опции настроек можно ввести пароль «gogol» для отмены цензуры откровенных сцен.
В игре открыть меню можно нажатием ЛКМ на кнопку «меню» в верхнем правом углу экрана (в меню также можно попасть, нажав во время игры клавишу ESC. Повторным нажатием ESC можно вернуться в игру).
Инвентарь: располагается в правой части экрана, постоянно открыт для использования.
Если вы запутались и не знаете, что делать, попробуйте использовать подсказку автора. В правом верхнем углу игрового экрана, над содержимым котомки, вы можете увидеть портрет Н.В. Гоголя. Щелкнув по нему левой клавишей мышки, вы услышите подсказку. Конечно, вы не услышите прямых инструкций «куда идти и что брать», но это может помочь вам найти выход из затруднительной ситуации.
Если озникает сложность при прохождении аркад, то можно воспользоваться чит-кодом.
Код для аркад - vij (нажать одновременно и вы победили!).
Примечание. Для увеличения скриншота нажмите на него в тексте прохождения. Для просмотра дополнительных всплывающих скриншотов, нажимайте на активные ссылки, выделенные в тексте прохождения темно-красным цветом.
Сохранения: в папке с установленной игрой.
«Как только ударял в Киеве поутру довольно звонкий семинарский колокол, висевший у ворот Братского монастыря, то уже со всего города спешили толпами школьники и бурсаки».
«Рынок в это время обыкновенно только что начинал шевелиться, и торговки с бубликами, булками, арбузными семечками и маковниками дергали наподхват за полы тех, у которых полы были из тонкого сукна или какой-нибудь бумажной материи».
«По приходе в семинарию вся толпа размещалась по классам, находившимся в низеньких, довольно, однако же, просторных комнатах с небольшими окнами, с широкими дверьми и запачканными скамьями. Класс наполнялся вдруг разноголосыми жужжаниями: авдиторы выслушивали своих учеников; звонкий дискант грамматика попадал как раз в звон стекла, вставленного в маленькие окна, и стекло отвечало почти тем же звуком; в углу гудел ритор, которого рот и толстые губы должны бы принадлежать, по крайней мере, философии».
Так начинается игра «Вий. Сказка, рассказанная заново», созданная по мотивам бессмертного произведения Николая Васильевича Гоголя «Вий».
«Самое торжественное для семинарии событие было вакансии - время с июня месяца, когда обыкновенно бурса распускалась по домам…. Один раз во время подобного странствования три бурсака своротили с большой дороги в сторону, с тем чтобы в первом попавшемся хуторе запастись провиантом, потому что мешок у них давно уже был пуст. Это были: богослов Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий Горобець. Бурсаки пошли вперед, и, к величайшей радости их, в отдалении почудился лай. Прислушавшись, с которой стороны, они отправились бодрее и, немного пройдя, увидели огонек.
- Хутор! ей-богу, хутор! - сказал философ».
- Умилосердись, бабуся! Как же можно, чтобы христианские души пропали ни за что, ни про что? Где хочешь помести нас. И если мы что-нибудь, как-нибудь того или какое другое что сделаем, - то пусть нам и руки отсохнут, и такое будет, что Бог один знает. Вот что!
Старуха, казалось, немного смягчилась.
- Хорошо, - сказала она, как бы размышляя, - я впущу вас; только положу всех в разных местах: а то у меня не будет спокойно на сердце, когда будете лежать вместе.
«Философ, оставшись один, в одну минуту съел карася, осмотрел плетеные стены хлева, толкнул ногою в морду просунувшуюся из другого хлева любопытную свинью, и поворотился на другой бок, чтобы заснуть мертвецки».
«Он слышал только, как билось его сердце; он видел, как старуха подошла к нему, сложила ему руки, нагнула ему голову, вскочила с быстротою кошки к нему на спину, ударила его метлой по боку, и он, подпрыгивая, как верховой конь, понес ее на плечах своих. Все это случилось так быстро, что философ едва мог опомниться и схватил обеими руками себя за колени, желая удержать ноги; но они, к величайшему изумлению его, подымались против воли и производили скачки быстрее черкесского бегуна. Когда уже минули они хутор и перед ними открылась ровная лощина, а в стороне потянулся черный, как уголь, лес, тогда только сказал он сам в себе: "Эге, да это ведьма".
«Обращенный месячный серп светлел на небе. Робкое полночное сияние, как сквозное покрывало, ложилось легко и дымилось на земле. Леса, луга, небо, долины - все, казалось, как будто спало с открытыми глазами. Ветер хоть бы раз вспорхнул где-нибудь. В ночной свежести было что-то влажно-теплое. Тени от дерев и кустов, как кометы, острыми клинами падали на отлогую равнину. Такая была ночь, когда философ Хома Брут скакал с непонятным всадником на спине. Он чувствовал какое-то томительное, неприятное и вместе сладкое чувство, подступавшее к его сердцу».
«Он схватил лежавшее на дороге полено и начал им со всех сил колотить старуху. Дикие вопли издала она; сначала были они сердиты и угрожающи, потом становились слабее, приятнее, чаще, и потом уже тихо, едва звенели, как тонкие серебряные колокольчики, и заронялись ему в душу; и невольно мелькнула в голове мысль: точно ли это старуха? "Ох, не могу больше!" - произнесла она в изнеможении и упала на землю.
Перед ним лежала красавица, с растрепанною роскошною косою, с длинными, как стрелы, ресницами. Бесчувственно отбросила она на обе стороны белые нагие руки и стонала, возведя кверху очи, полные слез».
«Затрепетал, как древесный лист, Хома: жалость и какое-то странное волнение и робость, неведомые ему самому, овладели им; он пустился бежать во весь дух. Дорогой билось беспокойно его сердце, и никак не мог он истолковать себе, что за странное, новое чувство им овладело. Он уже не хотел более идти на хутора и спешил в Киев, раздумывая всю дорогу о таком непонятном происшествии».
Вступаем в игру, когда Хома, проснувшись в горнице дома в бурсе, осматривается по сторонам. Встряхиваем одеяло, забираем обнаружившийся под ним кисет. Проходим к столу, что расположился в центре комнаты.
Забираем лежащий на нем псалтырь. Проходим направо в дверь, ведущую в классную комнату.
Движемся вперед, к доске, забираем со стола записку (шпаргалку). Приближаемся к доске, берем мел. Выходим на улицу в дверь в правой части экрана.
«Между тем распространились везде слухи, что дочь одного из богатейших сотников, хутор которого находился в пятидесяти верстах от Киева, возвратилась в один день с прогулки вся избитая, едва имевшая силы добрести до отцовского дома, находится при смерти, и перед смертным часом изъявила желание, чтобы отходную по ней и молитвы в продолжение трех дней после смерти читал один из киевских семинаристов: Хома Брут». Поговорив с козаками, пан ритор подзывает Хому.
- Благодари пана за крупу и яйца, - говорит ректор, - и скажи, что как только будут готовы те книги о которых он пишет, то я тотчас пришлю. Я отдал их уже переписывать писцу. Да не забудь, мой голубе, прибавить пану, что на хуторе у них, я знаю, водится хорошая рыба, и особенно осетрина, то при случае прислал бы: здесь на базарах и нехороша и дорога. А ты, Явтух, дай молодцам по чарке горелки. Да философа привязать, а не то как раз удерет.
- Страница 1 из 4